СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
Лев Толстой, почти всю жизнь проживший в деревне и любовавшийся бытом крестьян, незадолго до женитьбы задумывался над тем, чтобы связать свою судьбу с девушкой из народа. В то время он даже говорил: «Жениться на барышне — значит навязать на себя весь яд цивилизации».
В «Анне Карениной» Константин Левин предается подобным размышлениям и задается вопросами о своем будущем: «Иметь работу и необходимость работы? Оставить Покровское? Купить землю? Приписаться в общество? Жениться на крестьянке?». Планам Левина мешает внезапное появление Кити Щербацкой, в которую он был давно влюблен. «Нет, как ни хороша эта жизнь, простая и трудовая, я не могу вернуться к ней. Я люблю ее», — решает для себя герой романа.

Мечтам Толстого о крестьянской жизни также не суждено было сбыться. В жизни, как и в литературе, причина была одна: любовь. Вероятно, писатель сам после того, как Ясную Поляну посетила со своей семьей Соня Берс, «с отвращением вспомнил свои мечты женитьбы на крестьянке».
Встреча Левина с Кити на ее пути в Ергушево
Иллюстрация Н. И. Пискарева
1976 год
Три сестры
Три сестры
У Льва Толстого были самые дружеские отношения с семьей Берсов: с матерью будущей жены Любовью Александровной (в девичестве Иславиной) он дружил с детских лет и сохранил это теплое чувство во взрослом возрасте. Толстой часто приезжал к Берсам в гости и был заворожен жизнью этой счастливой семьи, жизнью, которой сам был лишен в детстве из-за смерти родителей.

Подобную радость от общения со счастливой семьей испытывал и Константин Левин: «В это время Левин часто бывал в доме Щербацких и влюбился в дом Щербацких. Как это ни странно может показаться, но Константин Левин был влюблен именно в дом, в семью, в особенности в женскую половину семьи Щербацких. Сам Левин не помнил своей матери, и единственная сестра его была старше его, так что в доме Щербацких он в первый раз увидел ту самую среду старого дворянского, образованного и честного семейства, которой он был лишен смертью отца и матери. Все члены этой семьи, в особенности женская половина, представлялись ему покрытыми какою-то таинственною, поэтическою завесой, и он не только не видел в них никаких недостатков, но под этой поэтическою, покрывавшею их завесой предполагал самые возвышенные чувства и всевозможные совершенства».
Изначально Лев Толстой не выделял ни одну из трех сестер Берс и признавался, что «затруднился бы ответить, которая из них лучше, которой отдать предпочтение, так все хороши». Так и Левин «как будто чувствовал, что ему надо влюбиться в одну из сестер, только не мог разобрать, в какую именно».
Некрасивость
Некрасивость
В юности и молодости Лев Толстой мучился от осознания своей некрасивости и выражал уверенность, что он отталкивающе дурен собой. Писатель даже полагал, что его внешность не позволит ему испытать счастья взаимной любви и семейной жизни. «Скверная рожа, не думай о браке», — записал он в своем дневнике за месяц до женитьбы.

Подобным образом о своей наружности думал и Константин Левин: он считал, что его непривлекательная внешность может повлиять на отношение к нему Кити.
«Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он считал себя, человека, и, главное, такого простого, ничем не выдающегося человека. Кроме того, его прежние отношения к Кити — отношения взрослого к ребенку, вследствие дружбы с ее братом, — казались ему еще новою преградой для любви. Некрасивого, доброго человека, каким он себя считал, можно, полагал он, любить как приятеля, но, чтобы быть любимым тою любовью, какою он любил Кити, нужно было быть красавцем, а главное — особенным человеком».
В одном из вариантов романа Толстой описывает внешность Левина так: «Некрасивый, но чрезвычайно статный, невысокий молодой человек с маленькой бородкой, густыми бровями и блестящими голубыми глазами».
Объяснение в любви
Объяснение в любви
Лев Толстой объяснился с Соней Берс начальными буквами слов практически так же, как Константин Левин с Кити Щербацкой. Но если в реальной жизни только Софья Андреевна угадывала мысли будущего мужа, то в художественном мире, созданном Толстым, Кити и Левин за ломберным столиком провели настоящий сеанс взаимной телепатии.
Объяснение Левина и Кити
Иллюстрация Н. А. Тырсы
1939 год
Любовь
Любовь
Собираясь сделать предложение своей будущей жене, Константин Левин рассуждал с приятелем Стивой Облонским: «Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…»

Эти рассуждения Константина Левина почти полностью повторяют мысли Льва Толстого перед тем, как он сам сделал предложение Соне Берс. Писателю его любовь представлялась чувством, которое было неподвластно ему самому: «Я влюблен, как не верил, чтобы можно было любить. Я сумасшедший и застрелюсь, ежели это так продолжится».
Тайна дневника
Тайна дневника
Во времена Льва Толстого представление об интимных отношениях существенно отличалось от того, что сегодня привыкло думать большинство молодых людей обоего пола. Чаще всего в XIX веке незамужние девушки из дворянских семей не знали ничего об этой стороне жизни, в то время как мужчины были подробно осведомлены о ней с ранней юности и вступали в интимные связи еще до женитьбы.

Толстой воспринимал свою холостую жизнь как нечто развратное и греховное и чувствовал перед будущей женой ответственность и вину за сладострастие и «привычку разврата». По этой причине перед свадьбой он дал Соне прочесть свои дневники: ему хотелось быть с ней предельно честным. Эти откровения произвели на 18-летнюю девушку угнетающее впечатление: «Помню я, как меня потрясло чтение дневника Льва Николаевича, который он мне дал из излишней добросовестности прочесть до свадьбы. И напрасно. Там он описывал и свою связь с Аксиньей, бабой Ясной Поляны. Я пришла в ужас, что должна жить там, где эта баба. Я плакала ужасно, и та грязь мужской холостой жизни, которую я познала впервые, произвела на меня такое впечатление, что я никогда в жизни его не забыла», — вспоминала графиня спустя десятилетия после произошедших событий.

Вслед за Толстым на полную откровенность решается и Константин Левин. Кити, прочитав дневник будущего мужа, так же, как и Софья Андреевна, приходит в ужас.
Свадьба
Свадьба
Сделав предложение своей будущей жене, Лев Толстой стал настаивать на том, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. «Лев Николаевич страшно торопил свадьбой», — вспоминала впоследствии Софья Андреевна.
Константин Левин перед свадьбой испытывал то же нетерпение, что и Толстой. Обсуждая с родителями невесты день свадьбы, Левин говорил: «…по моему, нынче благословить, а завтра свадьба». Когда отец Кити просит будущего зятя не горячиться, он соглашается подождать, но всего лишь неделю.
Описывая мелкие бытовые подробности, Лев Николаевич воссоздает в романе моменты собственной биографии. Эпизод, в котором Левин опаздывает на свое венчание из-за отсутствия чистой рубашки, был придуман не Толстым, а его жизнью.

«Но вот я готова, ждем от жениха посланного шафера с объявлением, что жених в церкви. Проходит час и больше, — нет никого. В голове моей мелькнула мысль, что он бежал, — он был такой странный утром. Но вместо шафера является взволнованный, засуетившийся, косенький лакей Алексей Степанович и требует, чтоб поскорей раскрыли важи и достали оттуда чистую рубашку. Приготовив все для свадьбы и отъезда, забыли оставить чистую рубашку. Посылали купить, но было воскресенье, и все магазины были заперты. Пока ее свезли, пока оделся и приехал в церковь жених, прошло еще много времени. Явился наконец и шафер жениха, объявив, что жених в церкви», — писала Софья Андреевна в своих мемуарах.
Свадьба Левина и Кити
Иллюстрация О. Г. Верейского
1975 год
Перед тем, как наконец отправиться в церковь, Толстой приехал к своей невесте, чтобы разрешить свои сомнения относительно ее чувств. Для юной Сони этот допрос с пристрастием был мучительным. Татьяна Андреевна Кузминская, ставшая свидетелем этого, вспоминала: «Наступило 23 сентября. Утром совершенно неожиданно приехал Лев Николаевич. Он прошел прямо в нашу комнату. Лизы не было дома, а я, поздоровавшись, ушла наверх. Через несколько времени, увидев мать, я сказала ей, что Лев Николаевич сидит у нас. Она была очень удивлена и недовольна: в день свадьбы жениху приезжать к невесте не полагалось. Мама спустилась вниз и застала их вдвоем между важами, чемоданами и разложенными вещами. Соня вся в слезах. Мама не стала допытываться, о чем плакала Соня; она строго отнеслась ко Льву Николаевичу за то, что он приехал, и настояла, чтоб он немедленно уехал, что он и исполнил. Соня говорила мне, что он не спал всю ночь, что он мучился сомнениями. Он допытывался у нее, любит ли она его, что может быть воспоминания прошлого с Поливановым (который очень некстати как раз в это время приехал в Москву) смущают ее, что честнее и лучше было бы разойтись. И как Соня ни старалась разубедить его в том, она не могла…»

В подобном положении оказывается и Кити Щербацкая, которую также за несколько часов до свадьбы испытывает жених, беспокоящийся о том, что она не испытывает той же любви, что и он. Левин, как и Толстой, привыкший к глубокому анализу своих и чужих мыслей и чувств, задавался вопросами: «Что, как она не любит меня? Что, как она выходит за меня только для того, чтобы выйти замуж? Что, если она сама не знает того, что делает?»
Венчание Кити и Левина
Иллюстрация А. Я. Хойдре
1978 год
Все, что составляет свадебную церемонию Константина Левина и Кити Щербацкой: внешний вид венчающихся, их мысли, чувства и даже самые небольшие движения — повторяет то, что произошло 23 сентября 1862 года в придворной церкви Рождества Богородицы. Это подтверждает и Софья Андреевна: «Обряд венчанья нашего прекрасно описал Лев Николаевич в романе своем „Анна Каренина“, когда он описывал свадьбу Левина и Кити. Он ярко и художественно изобразил и внешнюю сторону обряда, и весь психологический процесс в душе Левина».

На то, что в описании свадьбы Левина Толстой опирался на свои собственные «подвенечные» чувства, указывает и небольшая описка в одном из черновых вариантов романа. После слов: «Левин расслышал молитву „О ныне обручающихся рабе божьем“» в черновике было изначально написано «Льве».
Мать
Мать
Лев Толстой лишился матери в младенчестве: она умерла, когда ему не исполнилось и двух лет. Для него она была нравственным совершенством: «Все, что я знаю о ней, все прекрасно», — говорил Толстой.
«Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне», — писал Лев Николаевич в «Воспоминаниях».
То же чувство по отношению к своей матери вслед за Толстым испытывает и его литературный герой, который также рано осиротел: «Левин едва помнил свою мать. Понятие о ней было для него священным воспоминанием».
Теща
Теща
Поскольку для Толстого образ его матери был священен, к своей теще Любови Александровне он не обращался, называя ее maman, как это было принято в некоторых семьях. Писатель не использовал в этом случае и другие слова, связанные по смыслу с понятием матери. Теще своей он говорил просто: «Вы, Любовь Александровна».

Через этикет Толстой подчеркивал такое же исключительное отношение Левина к памяти уже его матери: «Левин никогда не называл княгиню maman, как это делают зятья, и это было неприятно княгине. Но Левин, несмотря на то, что он очень любил и уважал княгиню, не мог, не осквернив чувства к своей умершей матери, называть ее так».
Молодая жена
Молодая жена
Черты Софьи Андреевны можно найти в Кити Щербацкой. Сходство их становится наиболее очевидным в главах, которые посвящены первому периоду брака Левиных. Выйдя замуж, и Соня, и ее литературная последовательница продемонстрировали качества, которых от них не ожидали окружающие.

Когда Софья Андреевна и Лев Николаевич только планировали будущую семейную жизнь, он предлагал ей несколько вариантов того, как можно провести так называемый «медовый месяц»: некоторое время пожить в Москве вместе с ее родными, отправиться за границу или сразу в Ясную Поляну. Восемнадцатилетняя Соня «избрала последнее, чтоб сразу начать серьезную семейную жизнь».
Встреча Левина и Кити в ее доме
Иллюстрация Н. И. Пискарева
1976 год
По-видимому, такое решение невесты потрясло Толстого, и сила этого чувства была такова, что через 10 лет он описал его на страницах своего романа. «Еще бывши женихом, он был поражен тою определенностью, с которою она отказалась от поездки за границу и решила ехать в деревню, как будто она знала что-то такое, что нужно, и кроме своей любви могла еще думать о постороннем», — писал Лев Толстой о Константине Левине, вкладывая в его душу свои переживания.
Желание «серьезной семейной жизни» было не единственным неожиданным свойством, которое Левин нашел в своей жене. Он «удивлялся, как она, эта поэтическая, прелестная Кити, могла в первые же не только недели, в первые дни семейной жизни думать, помнить и хлопотать о скатертях, о мебели, о тюфяках для приезжих, о подносе, о поваре, обеде и т. п».
Графиня Толстая, совсем юная горожанка, практически сразу после приезда в усадьбу занялась бытовыми вопросами. Ее «поражала простота и даже бедность обстановки Ясной Поляны», и она, по собственным словам, «приняла энергические меры: завела куртки белые, колпаки и фартуки, ходила в кухню и смотрела за всем».
Незаслуженное счастье
Незаслуженное счастье
Через несколько дней после женитьбы Лев Николаевич писал своей двоюродной тетке и другу Александре Андреевне Толстой: «Теперь у меня постоянно чувство, как будто я украл незаслуженное, не мне назначенное счастье. Вот она идет, я ее слышу, и так хорошо».

Эти переживания отражены в настроении Левина. Как и в реальной жизни, в романе звучит мотив «незаслуженного счастья»: «Она простила его, но с тех пор он еще более считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое незаслуженное счастье».
Первенец
Первенец
Рождение первого ребенка Левиных показано в романе глазами мужчины. То, чему стал свидетелем молодой отец Константин Левин, за 10 лет до этого испытал Лев Толстой.
«Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись в нем, колебля все его тело, что долго мешали ему говорить.

Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи».
Реакции Левина на рождение сына предшествовали те же эмоции Толстого: «Лев Николаевич громко рыдал, обняв мою голову и целуя меня» — писала Софья Андреевна в главе своих мемуаров, посвященной рождению первого сына. Вообще писатель, судя по воспоминаниям жены, громко рыдал при появлении на свет каждого из своих 13 детей.
Рождение ребенка Кити
Иллюстрация Н. И. Пискарева
1976 год
Забота и боязнь за жизнь ребенка иногда очень сильно проявлялись во Льве Николаевиче. При этом он «никогда не бывал нежен к очень маленьким детям», а наоборот испытывал по отношению к ним чувство брезгливости. Позже Толстой описал свои чувства в романе: «Левин, глядя на это крошечное жалкое существо, делал тщетные усилия, чтобы найти в своей душе какие-нибудь признаки к нему отеческого чувства. Он чувствовал к нему только гадливость».

Свое отношение к младенцам Лев Николаевич объяснил в письме к тетушке Александре Андреевне Толстой: «…я не люблю детей до 2−3 лет — не понимаю. Говорил ли я вам про странное замечание? Есть два сорта мущин — охотники и неохотники. Неохотники любят маленьких детей — беби, могут брать в руки; охотники имеют чувство страха, гадливости и жалости к беби. Я не знаю исключения этому правилу».
Рецепт варенья
Рецепт варенья
В романе «Анна Каренина» повседневные заботы семьи Левиных схожи с теми, что были актуальны для яснополянской жизни.

Вопрос о том, варить малиновое варенье с водой или без нее, вызывал бурное обсуждение в доме литературного героя Толстого. Кити, ставшая после замужества хозяйкой Покровского, привносит новшества в жизнь имения. Именно она вводит новый метод варки варенья, применявшийся до этого в ее семье. Экономка «Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что-то, что делалось в доме Левиных, не могло быть дурно, все-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо».
Варка варенья (в имении Левина)
Иллюстрация Н. И. Пискарева
1976 год
Старший сын Толстого Сергей Львович вспоминал, что этот вопрос обсуждался и в их доме: «Я помню, как в Ясную Поляну приезжал по делам издания „Азбуки“ Ф. Ф. Рис, толстый белокурый немец, владелец типографии в Москве. Увидав, что в Ясной Поляне варят малиновое варение с водой, он посоветовал варить его без воды. Этот способ сперва вызвал недоверие, но затем был испробован и одобрен».
Ревность к жене
Ревность к жене
В «Анне Карениной» есть несколько эпизодов, описывающих ревность Константина Левина к молодой жене. Справедливо мнение, что в этих фрагментах Лев Толстой беспощадно изобразил самого себя.

Причиной ревности Константина Левина становится поведение Васеньки Весловского, который ради забавы затевает «маленький флирт» с его женой. Левин решает проблему радикальным способом и, пренебрегая правилами этикета, изгоняет молодого человека из своего дома. «Я велел вам заложить лошадей. — То есть как? — начал с удивлением Васенька. — Куда же ехать? — Вам, на железную дорогу, — мрачно сказал Левин…»
Левин и Кити
Иллюстрация О. Г. Верейского
1970-е годы
На вопрос о том, кто послужил прототипом Весловского, отвечает жена Толстого в своих мемуарах: «Анатолий Шостак, с него взят тип Васиньки Весловского в „Анне Карениной“».
Если Васенька Весловский — троюродный брат Кити, то Анатолий (Анатоль) Шостак — троюродный брат Софьи Андреевны, которым некоторое время была увлечена ее младшая сестра Татьяна. В его отношении к ней было мало пристойного. Анатоль внушал Тане, что они не могут жениться, поскольку оба бедны, но это не должно мешать им любить друг друга. «Когда я это узнала, — писала графиня, — я пришла в ужас, видя такое сильное увлечение моей сестры Тани. Лев Николаевич тоже сердился на Шостака, главное, за то, что он при всяком случае целовал мне руки, и как-то чувственно впиваясь своими толстыми красными губами». Толстые были вынуждены «спровадить Анатоля» и без предупреждения объявили ему, что его лошади готовы.

Образ Весловского и его выдворение из Покровского были сформированы не одним только случаем с Анатолем Шостаком и его поведением. Незадолго до начала работы над «Анной Карениной» эпизод с выпроваживанием гостя повторился. Как и Кити, Софья Андреевна стала невольным объектом симпатии знакомого своего мужа. На этот раз уже Татьяна Андреевна описывала раздражение Льва Николаевича: «Соня, сидя у самовара, разливала чай. Писарев сидел около нее. По моему это была его единственная вина. Он помогал Соне передавать чашки с чаем… Он весело шутил, смеялся, нагибаясь иногда в ее сторону, чтобы что-либо сказать ей. Я наблюдала за Львом Николаевичем. Бледный, с расстроенным лицом, он вставал из-за стола, ходил по комнате, уходил, опять приходил и невольно мне передал свою тревогу. Соня также заметила это и не знала, как ей поступить. Кончилось тем, что на другое утро, по приказанию Льва Николаевича, был подан экипаж, и лакей доложил молодому человеку, что лошади для него готовы».
Разлом
Разлом
История Левина и Кити — не мелодраматический рассказ, где после женитьбы все пребывают в идиллическом мире, не зная ни ссор, ни даже разногласий. История их совместной жизни на начальном этапе была далека от сентиментальных представлений о браке.
«Другое разочарование и очарование были ссоры. Левин никогда не мог себе представить, чтобы между им и женою могли быть другие отношения, кроме нежных, уважительных, любовных, и вдруг с первых же дней они поссорились, так что она сказала ему, что он не любит ее, любит себя одного, заплакала и замахала руками».
Через три месяца после своей женитьбы Толстой записал в дневнике: «Последний раздор оставил маленькие следы (незаметные) или может быть — время. Каждый такой раздор, как ни ничтожен, есть надрез — любви. Минутное чувство увлечения, досады, самолюбия, гордости — пройдет, а хоть маленький надрез останется навсегда и в лучшем, что есть на свете, в любви».

Made on
Tilda